Экономика

ЛГ: Не можем мы, конечно, не отметить смерть авторитета, «вора в законе» — как только не называют Япончика. По данным правоохранительных органов, на похоронах присутствовало около двухсот воров-авторитетов. Министерство внутренних дел заявляло, что людей, за коими ведется слежка, которые находятся под следствием, там не было. Если бы были, то сразу же и арестовали бы. Феномен похорон и вообще сам феномен Япончика — почему он вызвал ажиотаж в средствах массовой информации?

ПШ: Какая-то эпоха.

НК: Сам феномен освещения этого события.

ЛГ: Это событие — информационный повод.

НК: Именно освещения. Потому что, когда хоронят преступного авторитета, когда об этом говорится по всем каналам, — это феномен. Согласитесь.

ПШ: Только нашей страны?

НК: Я думаю, что да.

ЛГ: А Аль Капоне?

НК: Ну вы сравнили!

ЛГ: Конечно!

НК: Во-первых, Аль Капоне — это легенда. Человек, который сел за неуплату налогов.

ЛГ: Многие считают, что Япончик тоже легенда.

НК: Это легенда. В последние месяцы, когда вся страна следила за состоянием здоровья господина Иванькова, я вспоминал программу Киселева года эдак 1994-го.

ЛГ: Светлая память.

НК: Когда он с хрипотцой, попавшей в горло крошкой, зачитывал обращение деятелей науки, культуры, предпринимателей: «Верните Японца!» Это было обращение к правительству. «Верните Японца. Он наведет в стране порядок. Он положит конец этому беспределу». Вы представляете, что было?

ПШ: Беспредел. Это так и называлось.

НК: И когда ведущий федерального канала в воскресной программе зачитывает обращение к руководству страны, чтобы вернули Япончика. Потому что только он мог навести порядок в стране, устаканить эту публику, которая крошила друг друга средь бела дня.

ПШ: Отчасти все-таки люди были правы. Тут наступила тишина, затишье по крайне мере какое-то. Может быть, как раз благодаря вмешательству вот этих вот темных сил. Нет?

НК: Я как экономист, уж простите меня, что так себя называю, исхожу из того, что половина российской экономики — это теневой сектор.

ПШ: До сих пор?

НК: Почему до сих пор?

ПШ: Всегда было?

НК: Все последние годы.

ПШ: И в девяностые годы?

НК: Причем, по моей оценке, это не пятьдесят процентов, а больше. Будем считать по оценке Всемирного банка: сорок семь процентов — это теневой сектор. Так вот, в теневом секторе свои законы, свои понятия, своя власть, своя судебная система. Там все свое. И порядок в теневом секторе тоже должен кто-то поддерживать. Это никуда не делось. Это не афишируется. Давайте говорить: «…Ребята, у вас половина ВВП в тени. У вас бабушка не получает вторую половину пенсии потому, что у вас теневая экономика...»

Он есть везде. Он есть во всем мире. В развитых странах от трех до десяти процентов, в странах развивающихся, но близких к развитым, — порядка двадцати—тридцати, в странах, что называется, третьего мира — от сорока до семидесяти. А дальше идут Нигерия, Венесуэла и прочие. Это лучшая страна, потому что там теневая экономика просто вся. Так вот, у нас пятьдесят процентов.

ЛГ: Если не можешь уничтожить, значит, надо возглавить. Что мы тогда всех ругаем тут?

НК: Вы знаете, мы говорим несколько о других конструкциях, когда вы говорите, что не можешь уничтожить, значит, надо возглавить. Мы говорим о Владимире Ильиче Ленине.

ЛГ: И что?

НК: Не суть. Вот происходит то, что те люди, которые когда-то возглавляли теневую экономику, отошли, и та часть теневой экономики сегодня контролируется не теми, кто был тогда в девяностые, а людьми, которые у власти.

ПШ: Может, так удобно. Им.

НК: Может, тогда государство надо отдать Япончику, и порядка будет больше?

ЛГ: Так я о чем и говорю. Если бы тогда, давно, когда олигархи пришли к власти, если бы пришли к власти не олигархи, а цеховики, порядка точно было бы больше. И экономика у нас была бы другая. Согласны?

НК: Я абсолютно согласен. И те, кто пришел на волне приватизации. Я имею в виду ту, первую чековую приватизацию. При всех их заслугах перед страной — это были не самые лучшие предприниматели. К тому времени у нас было порядка двадцати процентов как минимум теневого сектора, который вполне эффективно снабжал страну и продуктами, и лекарствами, и одеждой. Это цифры не мои. Это было в конце восьмидесятых.

Но есть расхожее мнение, что собственность — это владение, распоряжение, пользование. Континентальная система правомочий собственности. Есть англо-саксонское понимание. Там этих правомочий одиннадцать. Я не буду все перечислять. Право на управление, право на доход. Это одно из правомочий собственности. То есть если у тебя есть возможность управлять, то ты собственник. Если ты получаешь доход, то ты собственник. При этом ты можешь быть не оформлен в качестве учредителя или еще кого-то. Когда мы говорим о взятках, откатах и еще о чем-то, то мы говорим о том, что есть собственник, который получает фиксированный доход с собственности.

Кстати, к вопросу о переделе собственности: идет или нет. Он идет постоянно. Хоть бы потому, что он меняется, на его место приходит другой. Приводит свою команду. И эта команда говорит: «Ты будешь платить нам. Потому что, если ты нам не заплатишь, мы тебе такую жизнь устроим…».

ЛГ: Чем реже будут меняться…

НК: Приходят новые собственники. Вот когда мы говорим о переделе, вот о чем надо говорить. Это перерегистрация юридических лиц с одного собственника на другого?

ЛГ: Нам этого не понять.

ПШ: Хорошо. Тогда в этом смысле в Москве все в порядке. В Москве один собственник служит двадцать лет. Сидит. Чего менять? Чего сидит?

НК: В Москве один мэр, но он не собственник.

ПШ: Конечно. Собственник жена его. Мы же знаем.

НК: И жена тоже не собственник. Собственников в Москве много. И собственники точно так же меняются. Потому что приходит новая команда в какое-либо министерство и говорит, что будет вот так. Приходит новая госкомпания крупная — будет вот так.

ЛГ: Крыша.

НК: Формально это принадлежит городу, фактически — принадлежит этим людям. Идет передел. Он идет постоянно. И в Москве в том числе.