Фемида

Георгий Хруслов, член Квалификационной коллегии судей Москвы, ч. 3

АГ: Вы знаете, это не просто так происходит. И статистика говорит против самих судей. Вот мы говорим о коррупции — это явная заинтересованность судьи. Но есть неявные вещи, которые, сколько ты жалоб ни пиши, доказать невозможно. Например, статистика подтверждает, что у нас судьи не хотят выносить оправдательные решения. Ну, не хотят упорно. Статистика какая-то ужасающая по количеству оправдательных решений. Что людям с этим делать? И с чем это связано?

ГХ: Мне, к сожалению, очень трудно об этом говорить, потому что я не являюсь судьей, представителем судейского корпуса. Я не участвовал в рассмотрении конкретных дел — ни гражданских, ни уголовных. У меня немного другое впечатление складывается: иногда судьи не хотят выносить обвинительные приговоры в отношении тех или иных категорий граждан.

АГ: Статистика говорит об обратном.

ГХ: Получается, что мы видим обвинительный приговор в отношении части людей, которые говорят, что у нас есть некий обвинительный уклон. А я смотрю, например, те преступления, которые мне кажутся дикими. Преступления, совершенные работниками правоохранительных органов, и прочее, и прочее. А эти люди как раз-таки не получают адекватной оценки своих деяний.

И получается действительно диспропорция. То есть некоторые говорят, что у нас обвинительный уклон, а я считаю, что, например, недостаточно наказаний по некоторым видам деяний работников, которые у нас априори выводятся за рамки закона. И их действия квалифицируются по таким составам, что для меня это непонятно.

Когда, например, наше государство вводило институт присяжных, мысль была здравая и хорошая: что присяжные — люди независимые, люди из нашей среды, те, кто окружает нас. Если присяжные решают, что человек виновен, то никакой судья не может перебить это решение и сказать: «Нет, не виновен, я считаю». А получается наоборот.

Вот помните в Петербурге преступления на расовой почве? Есть национальная нетерпимость. И сколько у нас людей ушло из-под ответственности только потому, что присяжные сказали: «Невиновен».

Это все взаимосвязано. Например, те же присяжные: в зале он присяжный, а вышел — просто человек. И у нас идет незащищенность простого человека за залом суда. В зале суда все хорошо. Там есть судебный пристав, там есть судья в мантии, там есть вокруг охрана и прочее. Там человек может себя в относительной безопасности чувствовать. Но он выходит, и никто этого человека не защищает. И поэтому у нас и выносят такие решения.

АГ: Получается, у нас избирательное правосудие. В какой-то степени. Потому что людей простых по статистике обвиняют чаще, обвинительных приговоров больше. А сотрудников правоохранительных органов, получается, чаще отпускают?

ГХ: Я не могу с этим согласиться. Например, мы сейчас коснулись уголовного судопроизводства. А если мы возьмем гражданское судопроизводство либо арбитражный процесс, то я вам скажу, что проигранных процессов тем же Министерством по налогам и сборам даже больше, чем выигранных. Хотя это государственный орган и судьи вроде бы по логике должны стоять на страже государственных интересов. И защищать государственный орган, чтобы собираемость налогов была, чтобы людей государевых... скажем так, не принижать их значение.

Получается наоборот. Потому что органы — например, Министерство по налогам и сборам — не всегда адекватно оценивают свои действия. Зачастую они понимают, что где-то, может, они действуют и неправильно, но они все отдают на решение суда. И они, когда приходят в суд, может быть, даже и не стараются подтвердить свою точку зрения некими документальными фактами или некими иными доказательствами. Они считают, что раз он представитель государства, то суд должен однозначно становиться на его сторону. Но такого же не существует. Иначе бы у нас налоги не то что собирали, а все бы предприятия были бы либо обанкрочены либо в собственности государства. Но такого нет.

Избирательность бывает в отношении конкретного человека, в отношении конкретной организации. Да. Но не в отношении какой-то категории населения. Мы не можем сказать, что у нас пенсионеры, малоимущие однозначно виновны. А богатые и государственные люди — однозначно правы.

АГ: А что значит в отношении конкретного какого-то человека? То есть — есть человек, у которого четко проводится некая линия избирательная по выбору тех или иных судебных решений?

ГХ: Нет. Я с таким не встречался. Но я читал. У вас рядом Хамовнический суд — громкий процесс по Ходорковскому. Идет процесс. Я не знаком с материалами всего дела. Я просто имею возможность общаться с людьми из судейского корпуса, которые изнутри ситуацию знают. У меня складывается совершенно другое впечатление по этому делу.

Например, Ольга Кудешкина — бывшая судья, которая заявила, что на нее оказывалось давление, — говорит, что она пошла в Страсбург. Там Страсбургский суд принял какое-то решение. Она не говорит, откуда это все пошло. И никто вопрос сейчас не задает, что на самом деле.

Я не знаком ни с биографией Ольги Кудешкиной, ни с ее профессиональной деятельностью. Но знаю, что Квалификационная коллегия, хотя я тогда не был ее членом, оценивала все. Она сказала, что на нее оказывалось давление. Но она забывает упомянуть, что в то время она выступала в качестве кандидата в Государственную думу по списку, который финансировал человек, который сейчас у нас находится на скамье подсудимых. И ее выступление работало на ее имидж, на то, чтобы человек избрался в Думу. Когда этого не получилось, она стала борцом за справедливость, за свободу. На самом деле человек работал в системе. Но чтобы раскрутить себя, поднять свой рейтинг, свой авторитет, она сказала то, что, может, знала в силу своей профессии, с чем, может, могла сталкиваться. Я не отрицаю.

АГ: То есть вы не отрицаете, что такие вертикали у нас существуют?

ГХ: Я не отрицаю, что такое могло быть. Но я не Ольга Кудешкина. Я не могу вам сказать: «Да, на меня давили». Это все с ее слов.

АГ: Хорошо. Смотрите, Ольга Кудешкина стала достаточно популярна в прессе, среди правозащитников. А все потому, что люди понимают, что за ее словами действительно есть некая правда. И она существует не просто так. Мы можем в чем-то усомниться, во что-то не верить, но ведь есть некое представление о вертикали.

ГХ: Я не говорю сейчас о вертикали. Я говорю, что представления зачастую подтверждаются. Но было бы странно, чтобы это не подтвердилось. Ведь судьи же не из космоса к нам прилетели. Они граждане. Мы живем рядом. Трудно сказать, что все судьи — люди в «белых одеждах», кристально чистые, которые ни разу в жизни не соврали. Такого не может быть. Это примерно то же, когда говоришь, что милиционеры — те, которые рядом с нами, которые наделены определенными полномочиями, — тоже люди. Среди них есть подлецы, среди них есть порядочные люди. Но то же самое касается и судейского корпуса.

С недобросовестными судьями тоже борются. И эта борьба может быть не видна гражданам, но она ведется. И есть судьи, привлеченные к дисциплинарной ответственности, и судьи, лишенные полномочий по тем или иным причинам. И каждый раз руководство Мосгорсуда… Лично Ольга Александровна Егорова постоянно обращает на всех совещаниях внимание на эту проблему. «Забудьте, у вас над головой нет нимба, — говорит она судьям. — Вы такие же люди. Вы просто поставлены для того, чтобы решать проблемы людей. И не говорите, что я здесь хозяин, и будет, как я решу. Вы решаете не как вы хотите, а по закону, оценивая все в комплексе. Все доказательства, которые представлены по этому делу, все, что вы считаете нужным, оценивайте по закону, а не так, как вам захочется».

И самые большие нарекания бывают в том случае, когда судья действительно затягивает рассмотрение дела, если человек немотивированно долго ходит по кабинетам, либо ответ не дается вовремя, либо человек пишет жалобу, а жалоба не рассматривается. Потому что, к сожалению, возникает проблема, которая неразрывно связана с этим, — формирование судейского корпуса.

Судьи работают в Москве с огромной нагрузкой. Просто люди этого не видят. Они видят наши суды по материалам телепередач «Суд идет». На всех каналах практически это показывают. Но там показано идеальное правосудие. Такого идеального очень трудно добиться. Оно практически в реальной жизни не существует. Судьи сейчас только пересаживаются в просторные кабинеты с минимальным перечнем удобств. Когда судья вынужден свои выходные тратить на то, чтобы где-то отписывать дело, потому что бывают многотомные дела. Очень и очень трудно это делается. Когда громадная текучка технического персонала у судей. У меня дочь работает специалистом в Арбитражном суде. Она получает семь тысяч рублей. Это очень мало. Кто на такие деньги из молодежи сейчас пойдет работать? Но люди идут и работают. Хотя штаты не сформированы полностью.

Там, например, очень трудно работать технически. Это тоже серьезная проблема. Потому что на обслуживание одного судьи несколько человек работают: специалист, помощник, секретарь. И этот состав судейского окружения меняется в силу разных причин, в силу, может быть, очень трудных условий труда, низкой заработной платы. Очень трудно выстроить работу грамотно, чтобы каждый работал на своем месте и чтобы все делали общее дело — осуществление правосудия. Потому что судья тоже не может быть нянькой и писать решения, осуществлять отправку корреспонденции, принимать жалобы, вести прием граждан и еще ходить на процесс и рассматривать конкретные дела.