Особое видео: Еженедельная передача RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА

Судебная система России. Состояние и проблемы

Лев Гулько: Начнем мы нашу сегодняшнюю беседу с главной проблемы российских судов. Как пишет газета «Ведомости», это не коррупция, а зависимость от исполнительной власти. Это утверждается в докладе, который подготовлен по заказу Института современного развития. Коррупция — ничто в российском правосудии, главное — это зависимость от чиновников. Последствия все прекрасно знают. Это основная мысль доклада.

Павел Шипилин: Она проста и неожиданна одновременно. Нам действительно всегда казалось, что коррупция — это когда берут взятки деньгами, борзыми щенками, а оказывается…

ЛГ: Она не превышает уровня системной коррупции. 

ПШ: Это становится просто элементом коррупции. Вот это самое позвоночное право.

ГД: Вы хорошо заметили, что коррупции как таковой нет. То есть финансовая составляющая отсутствует, но есть зависимость от чиновничества. Зависимости от чиновничества нет, потому что судьи в России сами представляют собой особый отряд чиновничества. То есть суд — это особый институт внутри бюрократической корпорации. Он связан, скажем так, с российской спецификой цивилизации. Цивилизационной спецификой.

ПШ: Что это значит?

ГД: Россия — это особая территория. Говорю это с большим позитивом. Я считаю, что это провиденциальная черта России. Но она выражена трагически и драматически. И для живущих здесь во многом негативна. Она как бы заложена в России. Россия противостоит мировой цивилизации — не важно, японской, древнеримской, древнеегипетской, либеральной американской цивилизации — любой. Потому что любая цивилизация основана на двух идеях — блага и архетипах (божественный архетип Осирис, Ахурамазда — не важно). 

У России цивилизация такого типа отсутствует. В России никто и никогда не верил ни в блага, то есть позитив, ни в архетип, как бы моделирующую матрицу. Россия — это, скажем так, антиплатоническая территория. Территория, которая отвергает эллинистические, фундаментальные ценности. Поэтому всегда власть здесь нелегитимна. Поэтому здесь власть всегда призрачна. То, понимаете, Петр поднимает на болотах Петербург, то какая-то нимфоманка посылает фаворитов на завоевание ледяных просторов Евразии, то через некоторое время сюда приходит Наполеон. То Великая страна, то поражение от Японии. То, понимаете, рубка между Белой армией и Буденным по образцу скифов и половцев, то Гагарин и спутник. Поэтому здесь все призрачно.

Какой закон? Откуда закон? Власть нелегитимна. Она принадлежит бюрократии. Суды являются подотделом этой бюрократии. Поэтому в судах решается не вопрос права, не вопрос абстрактной справедливости, не вопрос блага, не вопрос соответствия некоей цивилизационной фундаментальной матрице. В судах решается вопрос текущей расправы и проводимости импульса. Властного импульса сверху вниз. Поэтому естественно, что никакой справедливости абстрактной в российских судах ждать нельзя. 

Самое интересное, что мы здесь видим из юридической деятельности, — это запреты на книги и фильмы. Суды выносят запрещения. Список уже, по-моему, более четырехсот названий. На все что угодно. Вот что-то присылают в суд: находят при обыске брошюру и говорят, что нашли у такого-то. Такой-то был обыскан в связи с экстремизмом, просим вынести решение по этой брошюре. «А! Нашли в связи с экстремизмом? Запрещено!» Потом смотрит — а это, оказывается, труд, скажем, политического деятеля соседнего союзного государства. 

Суд отказывается прибегать к экспертной поддержке. А эксперты не нужны. А зачем эксперты? Вопрос же не в вынесении какого-то адекватного приговора. Это просто деятельность некоего сегмента бюрократической корпорации.

ПШ: Получается, что судьи в России являются не столько орудием, сколько, так сказать, сами себя сделали орудием.

ГД: Они — часть чиновничества. Они являются частью корпорации. У них корпоративное сознание, и они его проявляют, естественно, спонтанно в работе.

ЛГ: Вопрос вечный для России: что делать? Либо примкнуть к какой-либо цивилизации, либо вспомнить какую-нибудь Новгородскую республику? 

ГД: Примкнуть она не может. Но время от времени в ней назревает могучая судорога, которая очищает от нелегитимной власти все это пространство. Нелегитимная власть сматывается в клубочек и кидается в угол. И потом некоторое время Новгородская республика действует. Но потом власть опять пробирается и начинает вгрызаться.

ЛГ: То есть надо смириться с этим и как-то встроиться в эту систему.

ГД: Я вам скажу такую вещь: почему Бжезинский назвал Россию черной дырой? Да именно поэтому.

ЛГ: Прав был старик Бжезинский?

ГД: Он был прав. Но он это выразил как негатив, а это позитив. Благодаря тому, что здесь, на одной шестой или одной седьмой части суши, сейчас черная дыра, за счет этого вся история работает. Потому что…

ЛГ: Мы оттягиваем на себя…

ГД: Нет!

ЛГ: Нет? 

ГД: Это шарнир возможностей. В России возможно абсолютно все. Во Франции уже ничего. В Америке — ничего, в Индии — ничего невозможно. В Китае, скорее всего, ничего невозможно, да и не было никогда возможно. А в России все возможно. 

ЛГ: То есть солнце погаснет, а мы останемся. Как черная дыра.

ГД: Возможно. Но я считаю, что эта вещь очень серьезная. Потому что не случайно же уже Ельцин пришел, Путин пришел, вот уже Медведев, а половина человечества все еще связывает с Россией какие-то ожидания. Третий мир продолжает смотреть. Уже им давно сказали, что Россия присоединилась к империалистическому западному сообществу…

ПШ: Не верят? 

ГД: Не верят! Они нутром чувствуют, что есть расхождения между тем, что хотят либералы, и тем, что на самом деле есть.

ПШ: Интересно…

ГД: Я говорю, что негативно для живущих здесь то, что пока нелегитимная власть, корпорация бюрократов пользуется текущим положением. Да, правды не увидеть. Но зато потом эта неправда сменяется революционной целесообразностью.

ЛГ: Жгите, товарищи, как говорится! 

ГД: И только после того как революционная нецелесообразность меняет неправду судов, этим судьям и тем, кто с ними вместе за их спиной, мало не покажется.