А Б В Шрифт

Российская власть подобна хамелеону: сегодня «левая», завтра «правая», послезавтра «оранжевая»

Захар ПРИЛЕПИН,

писатель

Когда у чайника сорвет крышку, у нас начнется маленький Египет

Еженедельная передача «RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА». Ведущий — обозреватель радиостанции «Эхо Москвы» Лев Гулько.
Когда у чайника сорвет крышку, у нас начнется маленький Египет 2 марта 2011
Любого богатого человека в России можно посадить. И российские олигархи прекрасно это осознают. Поэтому они боятся не столько бушующего народа, который придет и отберет их яхты, сколько власти. У нынешних псевдоэлит нет ощущения своей легитимности, нет чувства законности нажитого богатства. Они не верят, что все это надолго.

Чем оппозиция отличается от власти?

Чем оппозиция отличается от власти?

Лев Гулько: Здравствуйте. Сегодня у нас в гостях писатель Захар Прилепин. Здравствуйте, Захар.

Захар Прилепин: Здравствуйте.

ЛГ: Тему нашей сегодняшней беседы я бы определил с помощью цитаты из Юрия Шевчука: «Что же будет с Родиной и с нами?» Она глобальна. Понятно, что все это мы не проговорим, но тем не менее. Как всегда, у нас три части. И первая часть будет посвящена оппозиции. Если позволите, я возьму за основу интервью господина Чичваркина, который сейчас находится в Лондоне. Вроде он тоже оппозиционер. В интервью еженедельнику «Собеседник» он много чего рассказывает — как вывез деньги, как положил в пакет и вывез. Меня привлекло его высказывание: «У российской оппозиции нет идеологии, которую она могла бы противопоставить нынешней». Поэтому они все и проигрывают (это я заканчиваю за господином Чичваркиным). Как вы считаете? Действительно, как говорят многие эксперты, что оппозиция может противопоставить? Лозунги те же, что и у власти.

ЗП: Понятно. Но эта ситуация давняя. Она начала складываться с приходом к власти Владимира Владимировича Путина, когда вдруг неожиданно выяснилось, что в нужные моменты власть приобретает выгодные для себя окрасы. Когда власти необходимо, она может быть правой. Когда ей нужно, она будет левой. Когда ей нужно, она будет, не знаю, либеральной. И оранжевой может стать. Оппонировать власти в наше время действительно сложно. Ленину было достаточно просто оппонировать. Потому что там было… Монархия — она и есть монархия…

ЛГ: Прямо противоположные лозунги.

ЗП: Да. А здесь совершенно невозможно, потому что они немедленно воруют. Чем занимаются Владислав Юрьевич Сурков и все его молодежные организации? Они просто тупо воруют все то, чем занималась национал-большевистская партия в 90-е годы. То, чем мы сегодня уже не занимаемся, они у нас тырят и выдают за свой креатив. Поэтому, безусловно, заниматься политикой сложно, но я в подходе Чичваркина все-таки вижу некое чистоплюйство. Потому что, безусловно, идеология есть. И у, скажем так, лево-патриотической оппозиции, и у либеральной оппозиции идеология есть, и идеологии этой просто ешь не хочу. Что сформулировано в газете «Завтра» о слиянии белой и красной идеи и что формулируется, условно говоря, в «Новой газете» и на «Эхе Москвы», — там все разложено по полочкам.

ЛГ: Захар, вы только что сказали, что власть тут же подхватывает эти лозунги. Параллельно.

ЗП: Получается, что власть просто ворует.

ЛГ: Да. Но оппозиция на то и оппозиция. Она должна быть готова к этой ситуации.

ЗП: Она должна чем-то отличаться от власти и что-то придумывать.

ЛГ: Как тогда я как обыватель должен реагировать? И те говорят, что тебе будет лучше, и эти говорят, что будет лучше. Но у этих, я имею в виду власть, вроде возможностей больше. А те еще не пришли никуда.

ЗП: Таким образом граждане и будут рассуждать до тех пор, пока не сорвет крышку у чайника и у нас не начнется маленький Египет или что-то в этом роде.

ЛГ: Эксперты говорят, что у нас не сорвет крышку.

ЗП: Ну как не сорвет?!

ЛГ: А почему ее должно сорвать?

ЗП: Если говорить о реальных предпосылках для подобных буйств, то их, безусловно, нет. И я так для себя определил: для того чтобы в России, не дай Бог, произошло что-то подобное, нужна череда катастроф экономических, геополитических, террористических — по принципу фишек домино. Когда это все начнет щелкать, когда Кущевская и Домодедово будут происходить уже повсеместно, вот это может тронуть.

ЛГ: Каждого тронет.

ЗП: Каждого пятого. Тем не менее я думаю, что 80 процентов населения страны прекрасно понимают, что у власти риторика одна, а практика другая. И все прекрасно понимают, что это разные вещи.

ЛГ: Нам не привыкать. Знаете, почему некоторые эксперты говорят, что у нас не будет так, как в Египте? Потому что мы страна в общем немолодая. У нас населения от 25 до 35 лет значительно меньше, чем за 40. А они уже совершенно не бунтари. И это понятно. Их жизнь уже в другую сторону идет. Поэтому не хочется никакого бунта. Хочется нормальной, спокойной жизни. В этом еще одна из проблем.

ЗП: Для этого надо не так много людей. Сто тысяч человек. В Москве сколько, десять миллионов? Да? Это же один сотый!

ЛГ: В Москве вместе с приезжими миллионов тринадцать, наверное.

ЗП: Тем более. А для событий, подобных египетским, нужно 3—5 процентов населения. У нас молодежь еще, слава Богу, не вся вымерла. Поэтому я бы не стал говорить, что проблема в том, что страна тотально старая. Нет. Проблема пока не в этом. Проблема в том, что пока еще каждого не торкнуло. Хотя, повторю, уровень самосознания и понимания происходящего в стране, безусловно, очень высок.

ЛГ: Конечно. Нам же не привыкать. Мы и в советское время, если кто помнит, жили точно так же. Власть говорила одно, делала другое. А человек делал третье.

ЗП: Не буду вступать с вами в спор, потому что он не касается нынешнего момента. Я думаю, что сейчас ситуация еще более неприятная. Потому что…

ЛГ: Потому что нет правил игры.

ЗП: Да.

ЛГ: Тогда были правила игры, которые соблюдались и теми и другими. Мы знаем, что вы знаете, что мы знаем... А сейчас ничего нет. Поэтому последний вопрос по этой теме. Какая задача должна быть у оппозиции? Раскачать лодку по египетскому сценарию, как говорят многие? Или такая просветительская функция?

ЗП: Мы не очень хорошо понимаем, что произошло в Египте. Я не о нас с вами говорю, о том, как интерпретируются египетские события. Я в этой стране был. Со многими корреспондентами переписываюсь. Мы представляем себе египетские события как веселье, которое срежиссировано и спрограммировано кем-то — то ли братьями-мусульманами, то ли американцами. На самом деле это, безусловно, не так. К мусульманам, которыми нас пугают, они вообще не имеют ни малейшего отношения. Братья-мусульмане до сих пор не смогли и, видимо, уже не смогут возглавить все это буйство.

ЛГ: Сейчас их официально признали. Все нормально.

ЗП: Отвечая на ваш вопрос, я хочу сказать, что единственная задача — это формирование если не власти ленинского типа, то политической элиты, которая будет готова взять власть в тот момент, когда власть самоустранится от власти. Простите за тройную тавтологию. Понятно, о чем речь?

ЛГ: Да.

ЗП: Формирование элиты, которая в случае египетских или каких-либо иных событий будет готова совмещать риторику и практику в этом государстве.

ЛГ: То есть оппозиции нужно сначала между собой договориться.

ЗП: Между собой договориться. Но я думаю, что на этом направлении уже есть кое-какие успехи. По крайней мере, придя в уличную политику лет десять назад, я и представить себе не мог, что спустя десять лет мои основные возможные оппоненты, в том числе и вы, станут в каком-то смысле моими товарищами. У нас гораздо шире поле для договоренностей, чем раньше. Это сделала власть. Она нам, конечно, помогла в каком-то смысле.

ЛГ: Ну и, естественно, хочется, чтобы переход власти из одних рук в другие был мирным. На этом давайте мы закончим первую часть нашей передачи. И во второй части поговорим о том самом человеке, который выходит — не выходит, голосует — не голосует. Что его раздражает? Там есть одни момент, на который надо обратить внимание.

Долго ли еще элита будет дразнить народ своим богатством?

Долго ли еще элита будет дразнить народ своим богатством?

ЛГ: Взял в руки «Аргументы и факты» и обнаружил вот что. На днях немецкий журнал «Шпигель» сообщил о новом достижении российской цивилизации: на яхте одного из наших миллиардеров сооружают душ, в котором вместо воды будет искриться шампанское. Естественно, не «Советское», как мы все понимаем. И вот радиостанцию, которая передала эту новость, оглушили возмущенные звонки. На фоне подорожания картошки, гречки и квашеной капусты брызги олигархического шампанского выглядят как плевок в сермяжную душу.

Дальше я тоже немножко процитирую. «Размах мотовства разбогатевшего российского правящего класса просто поражает. Удивляет даже не факт избыточной расточительности. Удивляет презрение к народу, значительная часть которого едва сводит концы с концами. По сути дела горстка обогатившихся на приватизации людей перекраивает под свое жизненное кредо — обогащайся и развлекайся — всю основу народной жизни: быт, образование, культуру, политику, мораль — и так далее, и тому подобное». И вообще, долго ли еще элита будет дразнить народ? Зачем это все публиковать? Чтобы разжечь классовую ненависть?

ЗП: Публиковать в «Аргументах и фактах», вы имеете в виду?

ЛГ: Нет, не в «Аргументах». В принципе. Скажем, каталоги элитной недвижимости или еще что-то.

ЗП: Значит, востребовано. Люди вообще очень любят читать про жизнь богатых.

ЛГ: Это правда.

ЗП: Зачем публиковать? Затем, что это пользуется спросом.

ЛГ: Раздражает.

ЗП: Раздражает. Да. С точки зрения метафизики, истории времен мне все время кажется, что это напоминает, условно говоря, Римскую империю эпохи упадка. То, что они таким образом себя ведут, означает, что у них есть внутренне ощущение, что все это ненадолго, что все это рано или поздно кончится. Что у нынешних псевдоэлит нет ощущения своей легитимности…

ЛГ: Нет ощущения элиты. Так?

ЗП: Да. Нет ощущения легитимности своего богатства. Они не очень верят, что это будет долго и что они действительно элита. Они не верят, что они дворянство. И злят они народ от усталости. От того, что они не нужны народу, не признаны им. Не воспринимаются как элита. Ах, мы не элита?! Тогда ловите.

ЛГ: А должна быть элита?

ЗП: Должна, безусловно.

ЛГ: Хорошо, она есть. Как она должна себя вести? Цитирую: «Европейская буржуазия по крайней мере думает о самосохранении, о саморавновесии».

ЗП: Вот.

ЛГ: Между прочим, в советское время, если мы уж вспоминаем советское время, имелись люди, которые были немножко — и даже не немножко — богаче, чем окружающие. Но они как-то не особенно выпячивались. Потому что были правила игры. Потому что если ты выпячиваешься — значит, ты подставляешь еще кого-то, кто стоит где-то рядышком.

ЗП: У моей жены дедушка был полковником КГБ. Он купил себе «москвич» и какую-то дачку — так его сразу стали наказывать за то, что он ведет себя несообразно. А сегодня начальники ГАИ строят дворцы. Это абсолютно чудовищно.

ЛГ: Это от безнаказанности?

ЗП: От безнаказанности, думаю. Понимаете, в России существует такая странная вещь. Миропонимание населения. Люди знают, что судьи и прокуроры или, допустим, начальники МВД так или иначе получают мзду, так или иначе вовлечены в какой-то коррупционный процесс. И те, кто выше, вовлечены. Люди у нас только не способны поверить, что в него вовлечены господин Путин и господин Медведев. Все остальные воруют, а эти вроде бы не воруют.

ЛГ: Потому что так сложилось изначально. Вот царь — он как бы вне критики. А дальше и дворянство, и купечество, если говорить тем языком…

ЗП: Я к тому веду, что на самом деле это негласный, неписаный закон существования нынешней политической и экономической элиты. Они все ведут себя подобным образом, потому что это узаконено тем самым негласным законом на самом верху. И надо в этом отдавать отчет.

ЛГ: Вот еще цитата: «По сути дела, горстка обогатившихся на приватизации людей…» То есть эта статья в «Аргументах и фактах» — она как бы отсылает нас к ельцинскому периоду, к началу 90-х, когда началась приватизация. Вот они, в том числе и Борис Николаевич, светлая ему память, виноваты. Вот эти люди, которые привели нас... А как быть с теми, кто пришел после?

ЗП: Вы кого имеете в виду? Тех, кто после заработал и стал богатым?

ЛГ: Я имею в виду, что эти люди заработали огромные деньги уже после тех, кто якобы нажился или не нажился на приватизации. Потому что основные богатства на самом деле люди получили потом. В последующие десятилетия.

ЗП: Вы так говорите, как будто я все предлагаю отнять и поделить.

ЛГ: Нет. Я вас спрашиваю: когда это, собственно, началось? Вот это некое выпячивание.

ЗП: Все это, по сути, не начиналось и не кончалось. Даже люди, которые пришли после, — они строили свой бизнес и свои богатства не скажу, что по коррупционным неким законам и лекалам, но так или иначе… Мы все понимаем, что любого богатого человека в России можно посадить. И они тоже это все прекрасно осознают. Они ведь не только народа бушующего боятся, который придет и отберет их яхты. Они понимают, что в России перед властью беззащитны все. В определенный момент любого человека могут посадить. Отнять у него все. И утопить в ванне с шампанским.

ЛГ: А скажите, у власти есть чувство самосохранения? Когда это все зашкаливает, переходит какие-то границы, наверху говорят: «Стоп, ребята. С завтрашнего дня будем жить по другим правилам, иначе нас снесут». Может такое быть?

ЗП: Я думаю, что они более или менее нивелируют. Насколько я знаю житие российских элит, насколько… Понимаете, политика и бизнес в России — это такая нескончаемая ложь, это подлость и воровство в таких размерах, которых мы даже представить себе не можем. То, что до нас доходит через «Аргументы и факты» или какие-то другие источники, — это на самом деле лишь малая часть того, что на самом деле происходит. Они, конечно, стесняются. Скромные воришки.

ЛГ: Застенчивые. И последний вопрос — о зависти, от которой никуда не деться. Как говорят эксперты, у нас зависть одного типа, а на Западе — другого. Я о чем? О том, что на Западе, если человек завидует, он пытается достичь того же уровня. А у нас самая легкая болезнь — это холера у соседа.

ЗП: Давайте не будем так плохо думать о своем собственном народе. Мы же понимаем, что этого уровня нам не достичь ни при каких условиях. Мы прекрасно понимаем: что бы мы ни делали в своей жизни, мы никогда не купим себе эту яхту. Я могу только как-нибудь наполнить свою ванну шампанским, да и то это ударит по моему семейному бюджету. Ну как можно не завидовать и не раздражаться, если речь идет о чем-то запредельном, зазеркальном?! Это вообще непонятно и необъяснимо. И ничем не мотивировано.

ЛГ: И никуда от этого не деться.

ЗП: Зависть, раздражение и агрессия — совершенно нормальная реакция на это. Не надо сравнивать с Западом.

ЛГ: Чем меньше показываешь, тем меньше завидуют. И меньше раздражаются.

ЗП: Надо показывать. И раздражать.

ЛГ: Хорошо. На этом мы и закончим нашу вторую часть. А в третьей части поговорим о новом дне памяти.

«День памяти воинов-интернационалистов»

«День памяти воинов-интернационалистов»

ЛГ: В России 15 февраля впервые отмечался День памяти соотечественников, участвовавших в вооруженных конфликтах за пределами родной страны. В прессе его до сих пор называют «День памяти воинов-интернационалистов». Новая памятная дата появилась в соответствии с изменениями, внесенными Госдумой в закон 1995 года о днях воинской славы. Документ придал официальный статус мероприятиям, которые традиционно проводились в этот день в честь ветеранов войны в Афганистане. Поскольку ровно 22 года назад завершился вывод войск из этой страны. Но здесь можно вспомнить не только Афганистан. Можно вспомнить, между прочим, и Корею, Вьетнам, Мозамбик, Египет, Сирию. И даже Чечню.

ЗП: А тут не совсем понятно, Чечня находилась в составе России, когда была война, или нет?

ЛГ: А здесь, понимаете, День памяти соотечественников, участвовавших в конфликтах за пределами родной страны.

ЗП: Чечня де-факто была уже отделена.

ЛГ: Де-факто. У меня к вам вопрос: как этот день памяти воевавших за пределами родной страны влияет на общественное сознание? Потому что страны уже нет. А день остался. Тогда людям надо как-то объяснить, что мы там делали, зачем мы туда пришли.

ЗП: Я не думаю, что это такая уж серьезная проблема. Потому что нет и страны, которая Бородинское сражение устраивала. И иные какие-то даты, которые мы отмечаем. Или что, мы должны отменить орден Александра Невского, потому что уже нет этой страны? Мне кажется, что не столь велика эта проблема. Мало того, у страны под названием СССР, Россия или РФ есть те или иные геополитические интересы — и та или иная мифология, связанная с ее историей. И я, собственно, ничего против укоренения этой мифологии не имею. Единственное, что меня, безусловно, мучает, — так это присутствие в этом списке Чечни, если она там присутствует.

ЛГ: Там нет Чечни.

ЗП: Я понял. Но если в этот процесс будут вовлекаться еще и чеченские события, тогда это, конечно, нехорошо.

ЛГ: А они, естественно, будут вовлекаться. Вы же сами участвовали в этих событиях. И вы видите, что происходит у нас. 9 мая — День Победы. Но 9 мая встречаются и ветераны Великой Отечественной, и ветераны Афганистана. И ветераны всех чеченских войн тоже, наверное, встречаются 9-го. Вот 9 мая как объединяющая дата. Мы, как мне кажется, народ, который объединяют войны. Когда у нас есть общий враг, мы можем забыть распри и объединиться. А что-то другое, кроме экстремальных событий, нас может объединить?

ЗП: Я думаю, что это присуще не только России. Военная мифология важна и для Англии, и для США.

ЛГ: У них есть просто День ветеранов.

ЗП: Я не думаю, что День интернационалиста внесет раскол в наше общество и разрушит наше с вами самосознание. Я думаю, что он не станет каким-то праздником.

ЛГ: Это не праздник, это день памяти.

ЗП: Я имею в виду, что это не станет всенародной памятной датой, которую будут отмечать в каждом доме. Не будут.

ЛГ: Слава Богу, наверное.

ЗП: Вам — слава Богу, мне — нет.

ЛГ: Для людей, которые принимали в этом участие, это день памяти. Понимаете? Тогда надо объединять, что мы делали.

ЗП: В каждом конкретном случае надо что-то объединять. Мы присутствовали в мировой истории, а страна, присутствовавшая в мировой истории, имеет право об этом помнить и этого не стесняться. Вот Америка присутствует во многих местах и особенно не переживает по этому поводу. У нас есть о чем печалиться, но есть и чем гордиться. То, что являла собой Россия в течение XX века, как минимум любопытно. Потому что мы влияли на ход развития всего человечества.

ЛГ: Хорошо.

ЗП: А сейчас это скорее ностальгический праздник.

ЛГ: Тогда, может, скажете несколько слов о Чечне. Должен быть такой праздник?

ЗП: Упаси Бог. Я даже не знаю, что с этой темой делать.

ЛГ: Я поэтому и спрашиваю. Люди все равно встречаются.

ЗП: Я думаю, что нужно приложить максимум усилий, чтобы все это нивелировать. Чтобы не тревожить эти, прошу прощения, раны — и чеченские, и русские. Если мы уж стали жить вместе, то кто старое помянет, тому глаз вон.

ЛГ: Нулевой вариант? Все, с этого дня все забудьте?

ЗП: Да.

ЛГ: Это очень сложно внедрить.

ЗП: Нет. Не надо снимать эти дурацкие сериалы с братками-ваххабитами. Не нужно лишний раз раздражать жителей своей страны. Не надо это все делать. Не надо популяризировать эту войну, не надо героизировать. Понимаете? Нужно…

ЛГ: Мы возвращаемся к первой теме. Тогда нужна другая идеология.

ЗП: Нужна.

ЛГ: Какая? Вокруг чего объединиться сейчас? Вокруг Анны Чапман?

ЗП: Сейчас ни вокруг чего не объединишься. Объединяются вокруг страны, когда у нации, у всех составляющих ее народностей есть большое занятие, большое дело. А у нас сегодня нет. У нас…

ЛГ: У нас есть одно большое занятие — выбраться из этой задницы. Выбраться из задницы.

ЗП: Это никого не волнует.

ЛГ: Почему? Потому что не осознают?

ЗП: Не воспринимают как общую задачу. Все покупают себе холодильники в кредит. А личная задница у каждого своя.

ЛГ: На этой оптимистической ноте мы и закончим нашу беседу. Я напомню, что в гостях у нас был писатель Захар Прилепин.

Комментарии

Комментариев нет.
Для добавления комментария необходимо войти на сайт под своим логином и паролем.