А Б В Шрифт

Гражданский протест начинается там, где люди начинают думать

Аглая БОЛЬШАКОВА,

обозреватель «Особой буквы»

Не надо расписывать всю страну под хохлому

Нет никакой пропасти между Москвой и регионами. В Москве на одной лестничной клетке могут жить студентка, которая билась с фальсификациями на выборах, и сорокалетний бык, имеющий обыкновение справлять малую нужду в подъезде. И так по всей стране.
Не надо расписывать всю страну под хохлому 28 января 2013
Есть такая мода сегодня — озаряться «сермяжной правдой», прозревать насчет «болотного» протеста, якобы страшно далекого от народа. Мол, хипстерская (варианты: норковая, офисная, в лучшем случае — интеллигентская) Москва чего-то там себе придумала, накрутила каких-то обид против власти и святынь, но есть «Большая Россия», мудрая и грустная, которая «просто живет», гремит коромыслами и знать не хочет всех этих столичных чудачеств. При этом критиками «московского протеста» признается, что проблем у этой «Большой России» полным-полно, вот только столичные фрондеры о них, о подлинных бедах, знать не хотят.

Давайте просмотрим, как соотносятся современное протестное движение и интересы той самой «Большой России», о которой с такой болью говорят сермяжно-прозревшие.

Прежде всего, не нужно жонглировать понятиями и явлениями, выдавать за общегражданское протестное движение то, что таковым не является. Та же «Стратегия-31», на которую ссылается Евгения Хасис, — действительно ситуационистский, чисто московский проект, обусловленный административным антиконституционным произволом столичных властей по отношению к столичным же активистам. Проект локальный, на провинцию по большому счету и не рассчитанный, свою роль уже давно сыгравший, принадлежащий прошлому.

«Панк-молебен» Pussy Riot, вызывающий у болеющих за «Большую Россию» особенно жгучую неприязнь, — акция левых авангардных художников, опять же не являющаяся частью гражданской и политической борьбы. Об идейной обоснованности этого жеста можно спорить сколько угодно, спорящие стороны могут предъявить друг другу тонны аргументов, но только этот спор — совершенно другая, не относящаяся к протестному движению история.

Русский гражданский протест XXI века — это множество акций и компаний самого разного плана в Москве, Питере, Ярославле, Астрахани, других городах. Это борьба против политической авторитарной реставрации, против коррупции, произвола, хамства, феодального высокомерия властей. Это наблюдение за выборами, это борьба с разрухой и воровством в сфере жилищно-коммунального хозяйства (тот же проект «РосЖКХ»). Это и волонтерское движение тоже: в современных условиях волонтерство также является формой гражданского протеста — хотя бы уже против насаждаемой сверху модели психотипа «моя хата с краю». Русский протест обширен и многогранен, многообразен, как сама Россия. Он и есть зеркало той самой подлинной, а не придуманной мыслителями-«неодеревенщиками» «Большой России».

Москва, зима, Бульварное кольцо. Идут колонны, десятки тысяч человек.

Идет женщина средних лет, частный предприниматель, ларечница, державшая лавку с дешевыми качественными овощами в Щукинском районе. Она не москвичка, приехала в 2002-м из Краснодара, сумела выжить, раскрутить дело. Кормила своим ларьком оставшуюся в Краснодаре семью. Подлинный креативный класс, кстати. Но в 2012-м пришли бандиты из управы, с бульдозером, гастарбайтерами и полицейским эскортом, в полчаса снесли ларек под корень, весь бизнес погиб. Вот она идет со своими коллегами по несчастью, с теми, чей хлеб раздавлен бульдозерами. Несет плакат — что-то про малый бизнес, который душат.

Здесь же рядом девушка — студентка, записалась наблюдателем на выборы в Госдуму, считала, что если будет много честных людей на участках, то все и будет честно. В ту ночь она увидела, что ровно ничего не значит в своей собственной стране, что она ноль, пустое место, и миллионы ее сограждан со святым, данным по праву гражданства голосом — тоже ничего не значат.

Идет врач, профессор Бакулевки — несколько лет назад он ругал дочку за то, что та «связалась с лимоновцами», чурался любой политики как огня. Но после принятия «закона Димы Яковлева» вышел, встал в колонну со всеми своими коллегами. Он вышел, потому что понимает: «закон Димы Яковлева» убьет многих детей-инвалидов. Он врач, он знает, что с некоторыми болезнями дети в России долго не живут. И вот профессор Бакулевки идет в колонне.

Идет седой вузовский преподаватель, у которого половина потока — сдавшие ЕГЭ «студенты» из Северокавказского федерального округа. Они, «студенты», в университете, в аудиториях чистят и перезаряжают травматические пистолеты. Профессор идет в колонне, у него нет другого выхода, кроме как бороться с тем адом, в который катится российское образование.

Идет масса людей, у каждого из них в сердце колет какая-то особенная боль, но все едины в том, что так больше жить нельзя. Нужно менять все. Иначе — загнивание и национальная гибель. Скандируют «Россия без Путина».

Что в этих людях специфически московского? Что в их бедах такого, что не касается всей страны?

А на Кубани волонтеры разгребали летом завалы в Крымске, доставляли питьевую воду и продукты. А до этого весной многие из них были в Астрахани в знак солидарности с Олегом Шеиным, избранным народом, и помогали весной же сделать честными ярославские выборы. И на той же Кубани люди борются за гибнущий заповедник Утриш. И в той же Москве воюют за сохранение архитектурных памятников, за сохранение нормальной городской среды. В Брянске сотни россиян, опять же съехавшихся со всей страны, бросившие все дела, неделями искали пропавшего ребенка: а кто, если не они? Кто, если это государство вообще ни хрена не может?

Город Лермонтов Ставропольского края, восставший против навязываемых ему нечестных выборов в местный совет, — это Москва что ли, не Россия? Журналисты ходили по его улицам, разговаривали с горожанами. И примерно восемь из десяти горожан понимали, что краевые власти пытаются их унизить этими «выборами». Жители города обчитались «Сноба» и «Кольты»? А может быть, у них московские зарплаты?

Что из этого является неважным, непонятным? Борьба за Утриш не важна? Поиски пропавшего ребенка волонтерскими отрядами не важны? Борьба за детей-инвалидов, которым не дают уехать к своим вновь обретенным семьям, не важна? Борьба с обманом на выборах не важна?

Вот нам пишут, что люди зевают, когда слышат о подобных проблемах. Ответ на это можно дать только один: есть категория людей, которая зевает, когда слышит о любых проблемах, не касающихся лично их и прямо сейчас. Не касающихся лично их корыта с едой, прямо сейчас стоящего перед ними. Эта категория людей достаточно обширна, но называть ее «народом», «Большой Россией» — это и есть подлинная русофобия. Подозреваю, в мордовской колонии число таких вот людей опасно приближается к 100 процентам. Но это еще не народ, никакой не срез общества. Любой политактивист, попадавший в СИЗО либо колонию, это подтвердит.

Вообще, забавно наблюдать, как девушка, прожившая в Москве большую часть жизни, но внезапно оказавшаяся запертой в обществе нескольких сотен задерганных склочных теток, по большей части наркоторговок и бытовых убийц, считает, что припала к груди «матушки-России», что-то там поняла про страну.

Ясное дело, подавляющему большинству населения исправительного учреждения не объяснишь, что когда тебя обманывают на выборах — это для тебя лично куда более унизительно, чем когда тебя обсчитывают в магазине. И дело не в том, кто по итогам этих выборов попал в Думу, а кто нет. Все проще. Это для тебя лично унизительно. Лично тебя считает безрогим скотом толстая вульгарная школьная директриса — глава УИКа, преступники в ТИКе, в ЦИКе. Это твой личный позор. Но понятно, что большинство уголовников так мыслить не способно.

Кстати, у той же Хасис господствующая в тексте тема — негативное отношение зэчек к Pussy Riot, «посягнувших на святыни». Ну, о показных богобоязненности, благопристойности, морализаторстве и прочем святошестве «просветлившегося» арестантского контингента каждый сидевший политический активист расскажет. Вряд ли наркоторговки, убийцы и «мамочки», державшие притоны, имеют моральное право что-то говорить той же Толоконниковой и Алехиной о храме и о вере. Ну да ладно, не о Pussy Riot речь.

Штука в том, что та Россия, которая в состоянии думать, все прекрасно понимает. И нет никакой «гуманитарной пропасти» между Москвой и регионами. В Москве на одной лестничной клетке в Кузьминках могут жить та самая девушка-студентка, которая билась с фальсификациями на выборах, и сорокалетний бык, имеющий обыкновение, напившись пьяным, справлять малую нужду в подъезде, если нет сил дойти до квартиры. У девушки любимый писатель — О.Хаксли, а бык не может без мата построить ни одно предложение. И девушка, и сорокалетний бык считают себя русскими, патриотами и москвичами. Но между ними та самая гуманитарная пропасть.

И в Самаре то же самое можно найти, и в Волгограде, и в любом русском городе. Но почему девушка — это зажравшаяся, умничающая Москва, а некультурный бык — народ, Россия?

Гражданский протест начинается там, где люди начинают думать, начинают уважать себя, становятся способными к анализу. Начинают осознавать ту самую «повестку», которая вовсе не столичная, а самая что ни на есть русская, российская. К счастью, думающих людей в России все больше. Москва, понятное дело, двигается в этом плане опережающими темпами, но и страна в целом неотвратимо позитивно меняется.

 

Материал подготовили: Аглая Большакова, Александр Газов

Комментарии

Комментариев нет.
Для добавления комментария необходимо войти на сайт под своим логином и паролем.