Законотворчество

Наибольшее число споров вызвали поправки в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации, меняющие порядок пересмотра судебных решений. В России должна появиться апелляционная инстанция для рассмотрения гражданских, административных и уголовных дел, которая займет место института кассации.

В чем суть данной реформы, рядовому гражданину, не имеющему отношения к юридической науке, разобраться, конечно, сложно — слишком много в идее замены кассации апелляцией узкопрофессиональных, технических моментов. Расставить все точки над «i» можно лишь обратившись к классической теории права, уходящей корнями в XIX век.

Классическая теория, которая лежит в основе судебной системы Франции, Германии и многих других стран (в том числе и дореволюционной России), говорит следующее: каждый человек имеет право на повторный пересмотр его дела вышестоящим судом. Для реализации этого права создан механизм апелляции.

Допустим, суд первой инстанции вынес некое решение. Любая из сторон может с ним не согласиться, заявив, к примеру, о допущенных в ходе разбирательства процессуальных нарушениях или о том, что суд неправильно разобрался с фактами. В этой ситуации дело поступает в суд второй инстанции — апелляционной, — рассматривающей его повторно (причем по тем же правилам, что и в первой инстанции). Итоги второго процесса уже считаются окончательными с точки зрения установления фактических обстоятельств дела. Двух судебных инстанций достаточно, чтобы более не спорить, «бил — не бил», «давал деньги в долг — не давал», и так далее.

Вместе с тем, согласно классической теории, в ряде случаев допускается возможность пересмотра и решения апелляционного суда, но только по так называемым правовым основаниям. То есть проверяется, верно ли суды понимают соответствующие нормы Гражданского, Уголовного, Гражданского процессуального, Уголовно-процессуального кодексов или прочих законов. Здесь вступает в силу право на кассацию, реализация которого ложится на плечи высшего судебного органа страны. Во Франции он так и называется — Кассационный суд, хотя возможны и другие названия (тот же дореволюционный Правительствующий сенат).

Примечательно, что обратиться в суд высшей инстанции можно не по каждому делу. Тот же Кассационный суд Франции по пустякам не работает. У человека должны быть весомые доказательства того, что суды первой и второй инстанций допустили существенные ошибки в толковании норм материального или процессуального права.

Соответственно, если вышестоящий суд их обнаружит, то не только пересмотрит дело в пользу заявителя кассации, но и укажет на них всем нижестоящим судам (не издавая при этом никаких привычных нам постановлений пленума, информационных писем и прочего). С этого момента решение вступает в законную силу и может быть пересмотрено только в экстраординарных случаях.

«Декретом о суде» большевики отменили апелляцию, оставив только первую судебную инстанции и высшую с правом кассации. Однако образовавшаяся в середине этой структуры дыра не могла оставаться пустой. Постепенно кассационная функция стала сползать вниз, оказавшись на уровне второй инстанции — там, где раньше была апелляция. В свою очередь, наверху место кассации заняли надзоры. По сути, вторая инстанция содержала признаки дореволюционной апелляции. С другой стороны, она пересматривала дела по правилам кассации, то есть не проводила повторного следствия, не исследовала доказательств.

Фактически советская судебная система оказалась в промежуточном положении по отношению к классической теории: у нас не было ни нормальной апелляции, ни нормальной кассации. Не самая удачная и не до конца доведенная судебная реформа 90-х годов не сделала ее лучше. В современной России по мелким делам — гражданским или уголовным — предусмотрена апелляция, затем кассация и на последней стадии надзор. Но по сложным делам — по которым, например, назначается пожизненное тюремное заключение — апелляции нет, а есть сразу кассация.

Таким образом, по большинству гражданских и уголовных дел у россиян нет надлежащего средства оспорить решение суда, соответствующего 7-му протоколу к Европейской конвенции по правам человека.

Сегодня наш законодатель наступает на старые грабли — вновь пытается совместить несовместимое. Президент вспомнил про апелляцию, теория которой нашими юристами давно утрачена, и пытается впихнуть ее в советские конструкции, создавая тем самым новые процессуальные и институциональные проблемы. На крыше существующего здания воздвигается еще один дом, на нем третий. В результате получается жуткое перекошенное строение, больше похожее на знаменитые латиноамериканские или африканские трущобы.

Именно поэтому я оцениваю законодательную инициативу Дмитрия Медведева как неудачную. Нельзя перестроить судебную систему за счет наслоение новых инстанций. Рано или поздно придется эти процессуальные трущобы сносить. Также как в свое время это сделал Александр Второй. И тогда уже строить новое здание.

Вариант тут только один — вернуться к западной практике либо сохранить советскую терминологию, наполнив ее европейским смыслом.

Институциональные наслоения на этом не заканчиваются. Помимо апелляционного органа президент предлагает создать два новых органа судейского сообщества — Общее собрание судей Верховного суда РФ и Совет судей Верховного суда РФ. Соответствующие идеи изложены в проекте федерального закона «О судах общей юрисдикции». Чем они продиктованы, не совсем понятно.

Дело в том, что термин «общее собрание судей» — это фактически русский перевод французского понятия «пленарная ассамблея», которая в России уже существует. Аналог Пленарной ассамблеи Франции известен в нашей стране под названием Пленум Верховного суда РФ. По сути, теперь у нас будет два пленума: первый — по французской терминологии, второй — точно такой же, но с русским названием.

Примерно та же история и с Советом судей, функции которого в современной России исполняет Президиум суда. Зачем нам помимо обычного Президиума еще и Президиум-бис — остается только гадать.

Иначе как безграмотностью законодателя я эти откровенные казусы объяснить не могу. Увы, приходится в очередной раз говорить о недостатках нашего юридического образования. Нельзя преподавать студентам одно лишь голое содержание статей и параграфов, не делая экскурсов в историю, не объясняя значения и происхождения тех или иных терминов. А то у нас все время получается «юстиция от сохи».

Все эти структурные нагромождения, включая проблемы, которые они создадут, меркнут по сравнению с законодательными инициативами Дмитрия Медведева, ставящими российских судей в еще большую зависимость от исполнительной власти.

Гарантия независимости судей в настоящее время обеспечивается несколькими механизмами. Один из этих механизмов — обеспечение неприкосновенности служителей Фемиды. Понятно, что давление на судью с помощью возбуждения против него уголовного дела — это риск, который существует всегда. Вместе с тем воспользоваться этим оружием достаточно сложно.

В отличие от рядового гражданина, для того чтобы привлечь блюстителя правосудия в качестве обвиняемого, нужно последовательно пройти три этапа. Во-первых, дело может возбуждать не любой сотрудник правоохранительных органов, а только председатель Следственного комитета при прокуратуре РФ. Другими словами, следователю, пожелавшему воздействовать на судью, нужно выйти на уровень самого Александра Бастрыкина. Понятно, что это непросто.

На втором этапе необходимо заручиться поддержкой Квалификационной коллегии — органа судейского самоуправления, состоящего из судей, представителей президента и общественности. Но и этого недостаточно. Последнее слово остается за тремя судьями Верховного суда РФ, которые, рассмотрев все «за» и «против», должны сказать: «Да. Можно возбуждать дело».

Естественно, такая трехступенчатая система создавала определенные гарантии независимости судей.

В законопроекте «О внесении изменений в федеральный закон «О статусе судей»» Дмитрий Медведев предлагает отказаться от «услуг» Верховного суда в решении вопроса о привлечении к уголовной ответственности судей. Как считает президент, вполне достаточно мнения председателя Следственного комитета и Квалификационной коллегии.

Власть старается как можно больше ограничить независимость судей

Где здесь подводные камни? С одной стороны, это очередное действие власти, направленное на ограничение независимости судей путем снижения их неприкосновенности. Элементарная математическая логика подсказывает нам, что два барьера хуже, чем три.

Кроме того, исключение Верховного суда из числа тех органов, которым дано право решать судьбу служителей Фемиды, возможно, обусловлено его непростыми отношениями с Арбитражным судом, представители которого, не исключаю, и лоббировали законопроект, пытаясь добиться повышения своего статуса. Президентские поправки уравновешивают ведомства, полностью выводя арбитражных судей «из-под юрисдикции» Верховного суда (даже в том, что касается гипотетического совершения арбитражными судьями уголовных преступлений) и доводя до логического завершения то, что было начато созданием Дисциплинарного присутствия. Между Дисциплинарным присутствием и нынешним законопроектом есть скрытая, но очевидная профессионалу связь.

Хорошо это или плохо? Сложно сказать. Не думаю, что такое средство, как ограничение независимости судей, является хорошим средством для решения аппаратных противоречий и конфликтов.

Ну и, конечно же, вызывает массу нареканий законодательная инициатива главы государства, расширяющая границы полномочий председателей судов. К примеру, если в действующем законе список полномочий председателя Верховного суда РФ состоит из 12 пунктов, то в новой редакции их будет уже более 20.

Чем занимается власть? Вместо того чтобы лишать председателей избыточных, никому не нужных функций — к чему эксперты да и сами судьи призывают уже многие годы, — Дмитрий Медведев делает диаметрально противоположное.

Одно дело, когда у председателя суда полномочия не институционализированы. В данном случае все зависит от человека. Но совсем другое — когда всему этому негативу, произволу дают законную силу. Это все равно что разрешить в официальном порядке применять к подсудимым пытки. Понятно, что следователи часто прибегают к данному методу получения показаний. Но не приходит же никому в голову узаконивать пытки в УПК.

Председатель суда должен быть первым среди равных, а его превращают в чиновника, имеющего все рычаги давления на рядовых блюстителей правосудия. Еще немного, и этот процесс уже будет не остановить.