А Б В Шрифт

Происходящее в российском обществе после думских выборов глазами психолога

Виктор ПОНОМАРЕНКО,

психолог

Гражданское общество — это общество хозяев жизни и страны

Еженедельная передача «RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА». Ведущий — обозреватель радиостанции «Эхо Москвы» Лев Гулько
Гражданское общество — это общество хозяев жизни и страны 14 декабря 2011
«Единая Россия» — это не политическая партия, а некий конгломерат административно-хозяйственных чиновников и управленцев. То, что они делают, напоминает театр или даже заводскую самодеятельность в худшем смысле слова. При этом единороссы образуют становой хребет нашей экономики — плохой, кривой, слабый, однако это единственное, что у нас есть. И сегодня этот становой хребет заинтересован в однородности представительной власти — чтобы подготавливаемые ею законы легко, без задержки, со свистом проходили через Думу.

Почему россияне вновь проснулись

Почему россияне вновь проснулись

Лев Гулько: Здравствуйте. Сегодня у нас в гостях в качестве эксперта психолог и конфликтолог Виктор Пономаренко. Здравствуйте.

Виктор Пономаренко: Здравствуйте, Лев.

ЛГ: Наша беседа происходит накануне всяческих событий. В глубине этих событий — и одновременно накануне. Поэтому было бы довольно любопытно разобраться, что вообще происходит в стране, к чему мы пришли (после выборов, конечно), кто на что надеялся. И вообще в глубинных причинах того, что происходит. У нас они, наверное, не очень отличаются от тех, что бывают у других.

ВП: Ну да, разумеется. Люди живут по одним и тем же законам. Эти законы — они простые, понятные. Они транслируются из поколения в поколение. И вкратце эти законы сводятся к тому, что каждый из живущих должен производить больше благ, чем потребляет. И если человек умеет это делать, а для этого он должен быть максимально компетентен профессионально, он должен быть задействован в общественном полезном труде и мотивирован на этот труд (о том, откуда рождается эта мотивация, стоит сказать отдельно)...

ЛГ: Об этом мы еще поговорим.

ВП: …Он должен быть востребован и реализован как личность, в этом случае он становится сильным, компетентным участником общественных отношений. И вокруг него формируется некая психологическая аура — успеха, стабильности, оптимистической оценки перспективы. И есть другой полюс — люди, которые не нашли себя, которые не стали компетентными, которые относятся к труду и выполнению социальных обязанностей как к тяжкой повинности, каторге. И вокруг них, соответственно, тоже негатив — как некая противоположность. Разрастание негативных психологических состояний, к которым относится прежде всего дисфория...

ЛГ: Дисфория — это...

ВП: Это угрюмо-озлобленное настроение либо депрессия. Это подавленность, склонность к самообвинению, черное, беспросветное будущее — или апатия, полное безразличие к происходящему. Что воля, что неволя — все одно.

ЛГ: А у нас что сейчас происходит? Я имею в виду после выборов. Неожиданно все проснулись — даже те люди, которые страдали дисфорией, депрессией, апатией. Средний класс, которому все было по барабану.

ВП: В моем представлении происходит нечто достойное сожаления. Не потому что я враг общественной активности и инициативы масс. Но мне предоставляется, что наша активность опять пошла по неверному руслу. Вместо того чтобы разбираться в том самом разделении людей на сильных, компетентных и слабых и пытаться выстроить общественную систему поддержки сильных, потому что сильные нуждаются в инвестировании в них всего — начиная с финансов и заканчивая моральными инвестициями с поддержкой на нравственном уровне, — и подъема слабых до уровня сильных, консолидации…

ЛГ: И кто должен в этом разбираться?

ВП: В этом должна разбираться прежде всего интеллигенция, потому что это ее интеллектуальная роль. Она должна доходчиво объяснять это людям, которые не посвящены в эти механизмы, но всегда готовы их воспринимать. И все вместе, формируя гражданское общество, а именно гражданское общество является обществом хозяев собственной жизни и собственной страны, путем эволюционного развития, без криков, без митинговщины, без раздирания друг другу лица в кровь — фигурально и буквально. Понимаете? И все это в течение многих десятилетий. Надо обладать терпением и прилежанием прилежных учеников. Скучно, я понимаю.

ЛГ: Людям хочется всего и сразу. Им кажется, что уже завтра все изменится.

ВП: Именно поэтому я и говорю, что это достойно сожаления. Не то что порыв разобраться: а чего мы хотели? Мы хотели после выборов вдруг обнаружить, что у нас уже сложившаяся политическая система? У нас нет политической системы. Она не сложилась де-факто. Ее просто нет. Мы не сумели ее создать. Это, знаете, как в культовом фильме «Цирк», где есть такой не очень симпатичный персонаж, который вдруг среди всего собрания народа заявляет: «У этой женщины черный ребенок!»...

ЛГ: Да, черный ребенок.

ВП: …И ждет реакции. У этой женщины черный ребенок! А что делать, если у ребенка папа африканец? Поэтому черный ребенок. Победила «Единая Россия». А что такое «Единая Россия»? Это не партия. «Единая Россия» — это не политическая партия. Это некий конгломерат административно-хозяйственных чиновников и управленцев. Это становой хребет экономики. Плохой, кривой, слабый, косой, но это единственное, что у нас есть. Они задекорированы под партию. Они навербовали себе неких сторонников, они создали молодежное движение. Да, это все декоративно. Это все, как говорят театральные деятели, спектакулярно. Напоминает театр.

ЛГ: Не очень хороший театр.

ВП: Пусть он бездарный, пусть он не очень качественный, пусть это заводская художественная самодеятельность в худшем смысле этого слова. Однако становой хребет не становится от этого менее нагруженным. И сегодня этот становой хребет заинтересован в однородной представительной власти — опять же декоративной, совершенно декоративной. Но она должна быть, чтобы мы могли позиционировать себя как демократию.

ЛГ: А заинтересованность-то в чем?

ВП: В том, чтобы законы, которые эта исполнительная власть формирует, легко, со свистом, без задержки, с максимальной эффективностью проходили через однородную Думу. А сейчас все требуют дискуссии, все кричат о подтасовке выборов. Ну и что? Давайте увидим эту дискуссию, давайте поменяем «Единую Россию» и посадим в чиновничьи кресла «Правое дело».

ЛГ: Предположим, что к власти пришли люди, которые сейчас выходят на митинги. Предположим, что их сторонники пришли к власти.

ВП: Почему меня как человека так напрягает эта ситуация с митингами? Я глубоко убежден, что если бы инициаторам этих митингов было что сказать содержательно, то они могли бы прошептать это в микрофон. Они могли бы собраться в небольшой студии и четко изложить.

ЛГ: Они говорят.

ВП: Они разорвали бы Интернет.

ЛГ: Он и так разорван. Они говорят: верните наши голоса, хватит подтасовывать.

ВП: Они говорят о политтехнологиях, но они не говорят о политике. У нас нет партий. Потому что еще Владимир Ильич Ленин говорил о том, что партия — это, прежде всего, течение политической мысли.

ЛГ: Ленин знал, что говорил.

ВП: Он знал, что говорил. Он построил мощнейшую партию, одну из успешнейших партий в истории. Течение политической мысли. Давайте посмотрим внимательно на то, что предлагается политическими партиями. Почему одни объявляют себя левыми, а другие — правыми? Сами-то они это понимают? У меня складывается впечатление, что наши так называемые партии — это социально-коммерческий проект. Каждый лидер оппозиционной партии просто хочет завоевать определенное количество мест в представительных органах всех уровней, чтобы иметь возможность влиять на положение дел. А иногда и для того, чтобы примитивно зарабатывать деньги.

ЛГ: Давайте мы на этом первую часть закончим, а во второй части продолжим нашу беседу и, в частности, подробнее коснемся темы «Человек и труд».

Наше общество охватила чума XXI века — геймерство

Наше общество охватила чума XXI века — геймерство

ЛГ: Мы продолжаем наш «Ресет». Напомню, у нас в гостях в качестве эксперта психолог и конфликтолог Виктор Пономаренко. Итак, мы определились, что партий как таковых у нас нет, а мотивация прихода к власти — это, как я понимаю, борьба за денежные потоки. В основном.

ВП: Да, разумеется. Поскольку у нас ресурсная экономика.

ЛГ: Поэтому те люди и те партии, которые придут к власти, будут делать абсолютно то же самое, что делают люди, которые находятся у власти сейчас.

ВП: У власти есть логика. И эта логика потребует абсолютно тех же действий от любых людей, находящихся в этих креслах.

ЛГ: Потому что один человек ничего не решает. Есть чиновники, есть аппарат.

ВП: Нужно даже не создавать, а встраиваться в существующую систему. Создание новой системы — это колоссальный труд, растянутый на десятилетия, если не на столетия.

ЛГ: Давайте тогда перейдем к труду как движущей силе событий. Потому что, когда до начала передачи мы с вами тут в уголочке беседовали, вы сказали, что в общем-то все отсюда. Все конфликты, все, что происходит в нашей стране и в мире, — все это исходит как раз от человека труда, от внимания к нему, от его отношения (я сейчас вас цитирую — пытаюсь, во всяком случае) к своему труду. Вы это уже проговаривали в первой части.

ВП: Совершенно верно. Все дело в том, что природа не благотворитель. Она очень жесткий кредитор. Она наделяет человека некими внутренними, врожденными качествами, прежде всего темпераментом, определенным складом поведенческой и психической динамики, интеллектом, то есть способностью строить более или менее адекватную картину мира в своем внутреннем психическом пространстве. И это обязательно должно быть использовано, и использовано на благо окружающих людей. В этом и заключается смысл поведения человека. Он должен своими поступками обеспечить жизнеспособность себе и окружающим.

ЛГ: Смысл жизни.

ВП: Если это осознанное поведение, то это называется смыслом жизни. Эмоционально пережитая востребованность, реализованность в социальных отношениях, — это счастье. Соучастие.

ЛГ: А где у нас произошел разлом?

ВП: На самом деле во всем мире не очень-то внимательно подходят к индивидуальности. Когда говорят о профессиональной ориентации человека, то, как правило, отталкиваются от трудовых социальных потребностей. То есть обществу нужно столько-то каменщиков, столько-то врачей. Идет запрос в систему образования. А хорошо бы... На самом деле единственный способ что-то поменять в этом мире — это идти от личности, от индивидуальности. А он-то на что способен? А где его соучастие? Ведь если он не найдет этого в труде, то он обязательно… Без реализованности он не остается. Иначе смерть — в буквальном, драматическом смысле этого слова. Его собственный иммунитет, его собственная психика начнут его прессовать. «А зачем тебе жить?» — скажет его организм, а его психика убедит его и доведет до суицида. Так обстоят дела.

Так вот, чтобы этого не случилось, человек пытается реализовать себя хоть в чем-то. В чем? Прежде всего, в игре. И эта, на мой взгляд, чума XXI века — геймерство — охватила наше общество. И не только геймеров в узком смысле, которые погрузились в виртуальное пространство, Интернет и компьютерные игры до такой степени, что совсем недавно 15-летний мальчик топором зарубил свою мать, которая сказала, что завтра выбросит его компьютер. Это не его увлечение она хотела выбросить. Она сказала, что с завтрашнего дня ты прекращаешь жить. И он сказал: нет, прекращаешь жить ты. Эта маленькая капля как пример. А ведь все это распространяется и на общество в целом.

ЛГ: Смотрите, все говорят о прогрессе с точки зрения социальных отношений. Я имею в виду «фейсбуки», гаджеты, через которые теперь совершаются разные события, революции, в том числе и у нас. Этот уход в Интернет — это хорошо или плохо? Это то самое геймерство?

ВП: Да. Но не на сто процентов, разумеется. Нам всем приходится сталкиваться и с позитивными примерами, с тем, что интернет-общение может быть вполне конструктивным.

ЛГ: Прогресс, никуда не денешься.

ВП: Другой вопрос, что для многих это суррогат жизни. Это та самая игра, которая по форме напоминает жизнь. Единственная существенная разница между игрой и трудом — то, что труд создает стоимость (в экономическом смысле). Он создает благо, повышает жизнеспособность и других людей, и самого труженика. А геймерство — нет. Игра никакого блага не создает. И в какой-то момент (мы все нормальные живые люди, в большинстве своем с адекватной самооценкой) человек понимает, что провел жизнь впустую.

Это геймерство, кстати, может быть и в политических выступлениях. Забава молодых, и не важно, что послужило первотолчком к этой забаве. Эх, раззудись, плечо, размахнись, рука. А дальше пусть взрослые, серьезные и ответственные люди разгребают за меня все, что я наворотил. Это геймерство. Геймерством является и поверхностное отношение к своей работе, когда человек не любит свой труд. А что значит любит? Нельзя сказать: люби свой труд. Так не бывает. Человек любит то… Он самого себя любит в труде. Вот он демонстративен по складу характера — а он актер по профессии. Вот он, не знаю, человеконенавистник по складу характера — а он аудитор, контролер, таможенник. Боже, с каким счастьем он начинает свой трудовой день!

ЛГ: А материальное вознаграждение за труд — оно каким-то образом…

ВП: Финансовое стимулирование никогда не сыграет роль серьезного мотивирующего фактора. Однако, поскольку деньги все-таки в ходу и имеют смысл и цену, труд должен быть оплачен по средневзвешенной цене этого специалиста на рынке труда. Для этого нужен серьезный рынок труда. И вместо того чтобы ломать копья и считать кому-то недоданные голоса, мы должны озаботиться тем, что у нас нет профессиональной ориентации молодежи, что у нас не сформирован рынок труда. Он у нас в зачаточном состоянии. Наши, российские, общественные трудовые ресурсы не только очень малы и скудны по количеству, но и используются крайне неэффективно по сравнению с развитыми странами. Где наше министерство труда? Его нет, оно редуцированно до департамента. Где наша серьезная и внятная политика? Мы в лучшем случае только защищаем работника от работодателя. Трудовых мигрантов пытаемся выгнать. Где представления о том, как человек должен быть реализован и задействован в труде?

ЛГ: Давайте мы на этом вторую часть закончим, а в третьей части поговорим об ответственности. Мы говорим: этот должен, тот должен. А власть что должна делать? Как она должна на все это реагировать? Но об этом — в третьей части.

Как должна реагировать на происходящее власть

Как должна реагировать на происходящее власть

ЛГ: Итак, действия власти по отношению к тому, что происходит. Действительно, как она должна реагировать?

ВП: В принципе…

ЛГ: Желательно, чтобы все это было умно.

ВП: Да. Власть должна реагировать делами. Понимая, в отличие от плохо организованной и не очень внятной в своих представлениях оппозиции, чего она хочет, власть должна подавать пример гражданам, показывать, что она взвешенна, авторитетна и ответственна в своих решениях.

ЛГ: Пока такого примера нет.

ВП: К сожалению. Дело все в том, что мы… В чем еще одна из важнейших проблем, которую, увы, криками и призывами не решить (и мы это понимаем, но здесь требуются очень сильные интеллектуальные и организационные усилия)? Это приоритеты в политике государства. Вот за что должна отвечать власть. Я скажу как ветеран боевых действий. Я прошел две войны и могу со всей ответственностью сказать, что сегодня нельзя делать крен в милитаризацию общества. При всех благих порывах, при всех объединяющих призывах: мол, давайте мы все военным парадом пройдем. Я взрослый и зрелый человек, отвечающий за свои слова, и я скажу, что в моем представлении гей-парад, при всем негативе в моем личном отношении к нему... Я вообще против любых проявлений активной, демонстративной сексуальности...

ЛГ: Показной.

ВП: …Будь то гетеро- или гомосексуальность. Но это более нравственное занятие, чем военные парады, от которых у патриотов (и у меня в том числе) иной раз наворачиваются слезы на глаза. Вы понимаете? Потому что любая война — это разрушение. Любая любовь — это созидание. И это надо понимать всем, кто принимает ответственные решения.

Вот сегодня мы, например, говорим о том, что труд далек от человека, как звезда Альфа Центавра. Самая основная проблема, которую мы затронули, — это отчуждение человека от своего труда. Он не верит в свой труд. Он идет только деньги зарабатывать. Возникла целая религия, целая история партизанской войны работников против работодателя. Ее прямо так и называют. Монографии выходят о том, как правильно ее вести и остаться в выигрыше. Это делает производственную сферу абсолютно бесперспективной для инвестиций. А значит, все финансы уходят на спекулятивные рынки. И вот вам кризис, девальвация и все остальное. Человек труда перестал существовать.

А мы что делаем? Я имею в виду государство и общество в лице интеллектуалов. Мы даже не поднимаем этот вопрос всерьез. Он где-то на периферии сознания проскакивает. А между тем реформа средней школы, превращение ее в систему индивидуально ориентированного перманентного образования были бы спасением. Если для этого необходимо потратить все деньги, которые сегодня запланированы на милитаризацию, их нужно потратить. Мы должны понимать, что владеть ресурсами в XXI веке будет не тот, у кого оружие сильнее, а тот, кто лучше управляет этими ресурсами. Управленцы, качественные управленцы, — вот кто победит. Более того, без пыли, без драки, без шума. Как когда-то наши предки преподнесли Рюрику Россию на подносе и сказали: «Земля наша обильна, порядка в ней нет. Придите и владейте нами», точно так же будет и сейчас. И не надо будет ни атаковать ракетами, ни защищаться. Управленцы, грамотные и компетентные управленцы…

ЛГ: А где же их взять?

ВП: Воспитывать, начиная с детского возраста. Природа некачественных людей не производит. Если человек не готов стать политиком, высоким начальником или ученым, не важно. Пусть он будет великолепным дворником или сантехником. Профессор в ножки ему поклонится за великолепно и с любовью сделанную работу. Стратификация общества должна быть разумной, основанной на системе социальной ответственности. То есть компетенция как система ответственности и компетентность как характеристика человека, способного реализовать эту самую ответственность на практике.

ЛГ: Понимаете, в нашем обществе есть еще один негативный фактор, который очень многое перечеркивает. Это недоверие.

ВП: Я с вами согласен.

ЛГ: Тотальное недоверие общества. Что бы ни делала власть, хорошо или плохо, в любом случае это будет воспринято негативно.

ВП: Потому что кризис. Некомпетентность, то есть неспособность что-то сделать без прорех и без потерь, приводит к кризису. Она приводит к пониманию того, что проблемы накопились и надо что-то делать. Но для того чтобы кризис перерос в конфликт и все ополчились друг против друга, как вы сказали, здесь еще важен фактор доверия или недоверия. Вся моральная система общества основана на том, что человеку внушается: не бей слабого, ибо ты сам можешь ослабеть, а лучше помоги подняться, и тогда вы станете равными партнерами и вам станет легче жить. Нужно наладить внутреннее сотрудничество в обществе между сильными и компетентными, за которых должны выступать правые политические силы, и слабыми, нуждающимися в помощи здесь и сейчас. Молодежь, пенсионеры, инвалиды. За них должны бороться левые силы. И левые, и правые должны сотрудничать, потому что у нормального человека правая нога не может конфликтовать с левой.

ЛГ: И за этим должна следить власть, как я понимаю?

ВП: Власть и интеллигенция, которая для этого и существует. На мой взгляд, в этом принципиальное отличие интеллектуалов от интеллигенции. Интеллектуал — это человек, который имеет нагрузку на мозг в процессе своей трудовой и социальной активности.

ЛГ: Он что-то создает

ВП: Да. Он создает некий информационный продукт, работая в информационном пространстве. Это интеллектуал. А интеллигент — это все то же самое плюс ответственность перед собственным народом. Если человек ощущает эту ответственность и готов по мере сил и возможности с позиций своего профессионализма устранять конфликты в обществе, то флаг ему в руки.

ЛГ: Виктор, последний вопрос. Вы можете назвать хотя бы одного такого человека, интеллигента в этом понимании, который был бы сейчас авторитетен?

ВП: Я тоже охвачен истерией. Поэтому сейчас…

ЛГ: Нет его.

ВП: Вы знаете, тем не менее эти люди есть.

ЛГ: Конечно, есть.

ВП: Это лидеры науки, научной деятельности, фамилии которых нам неизвестны. У них есть свои школы. Это, наверное… Или вы просите назвать национального лидера?

ЛГ: Того, кто был бы сейчас авторитетом. Как, Сахаров, например, или Солженицын.

ВП: Поскольку мне в голову сразу ничего не приходит, по-видимому, для меня такого авторитета нет.

ЛГ: Я, собственно, это и хотел от вас услышать — есть или нет. Как их вытащить? Есть телевидение. Говорят, мы дети телевидения. Может быть, там все это? Может быть, пиарить их (в хорошем смысле слова) через средства массовой информации?

ВП: Кстати, к вопросу о провале многопартийной системы. Пусть оппозиция, при всей моей любви и уважении к ней, не очень петушится. Потому что именно там, на этих партийных площадках, и должны выдвигаться лидеры нации. А мы выдвигаем геймеров, телеведущих, шутов, партизан.

ЛГ: Виктор Пономаренко, психолог и конфликтолог, был сегодня у нас в гостях в качестве эксперта. По крайней мере вы нам дали понять, что выход из сложившейся ситуации есть.

ВП: Эволюционный, управленческий. Труд, труд и оптимизм — вот то, что нас спасет.

ЛГ: Спасибо вам большое. До следующих встреч в нашем «Ресете».

ВП: Спасибо вам.

 

Материал подготовили: Мария Пономарева, Лев Гулько, Тарас Шевченко, Алексей Козин, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов

Комментарии

Комментариев нет.
Для добавления комментария необходимо войти на сайт под своим логином и паролем.