Когда ждать кризиса? Стоит ли бояться ВТО? Теория либерализма уходит в прошлое

Общемировой кризис либерализма

ЛГ: Итак, кризис либерализма. Он общемировой, насколько я понимаю?

НК: Да.

ЛГ: А что это вообще такое? Что значит кризис либерализма?

НК: Это значит, что сегодня на мировую экономическую авансцену активно возвращается государство как основополагающий институт.

ЛГ: А почему так произошло?

НК: В разные эпохи бывают востребованы разные теории. А теория — это основа грамотной экономической политики. Мы этого недопонимаем. Мы считаем, что можем действовать по обстановке, по обстоятельствам, и все будет хорошо. На самом деле нет теории — нет и политики (в данном случае экономической). В отдельные периоды развития была актуальна теория либерализма. Затем на смену либерализму — я имею в виду 30-е годы прошлого века — пришло кейнсианство (то есть более активное участие государства в процессах развития экономики). Кейнсианская модель была востребована вплоть до 70-х годов. Причем она была одинаково востребована и в США, и в Европе. Но в семидесятые годы на смену ей вновь пришел либерализм.

ЛГ: А тут еще национально-освободительные движения со всех сторон.

НК: Это несколько иное. Я сейчас говорю о развитых странах. Итак, на смену апологетам кейнсианства пришли неолибералы. Это Фридман, это Хайек, это другие представители либерально-экономического течения. Нужно как можно меньше государства; государство — это одна большая проблема, и так далее. Поэтому нужно уменьшить налоги, нужно забыть о социальной сфере, и все будет хорошо. Надо дать свободу рынку: рынок сам себя отрегулирует.

ЛГ: А почему сейчас-то сбой наступил?

НК: В середине нулевых оказалось, что это не так, поскольку пошло перепроизводство одного товара — а именно, денег. Что с этим делать, никто не знает.

ЛГ: Федеральная резервная система США напечатала слишком много?

НК: Не она в этом виновата. Если говорить о нулевых, в этом виноват фондовый рынок. С его подачи ФРС вынуждена была проводить денежную эмиссию. Увеличивались прибыли, увеличивались доходы тех компаний, которые эмитировали ценные бумаги. И те, поскольку деньги были у них на счетах, требовали их обналичивания.

ЛГ: А что же наши либеральные экономисты? Они и сейчас настаивают на том, что у нас слишком много государства и его надо потеснить. Типа, во всем мире так, а у нас по-другому.

НК: Проблема нашей страны в том, что здесь не знают никакой другой теории, кроме либерализма.

ЛГ: Ну почему, еще феодализм помнят. Многие сейчас кидаются словами: феодализм, крепостное право.

НК: Феодализм и крепостное право — это не экономическая теория. Что касается либерализма, то он у нас активно насаждался с самого начала 90-х. За основу при этом брался «Вашингтонский консенсус», который на самом деле является не чем иным, как рекомендациями нескольких государственных и публичных институтов по структурированию взаимоотношений со странами Латинской Америки, которые в то время очень много задолжали американцам. То есть модель эта была разработана для Латинской Америки: она предполагала либерализацию рынка, проведение приватизации, отказ от социальных обязательств. Но что самое главное — о чем нам сегодня не говорят — она предполагала в том числе строительство базовых институтов, таких как конкуренция или независимая судебная система, и жесткое государственное регулирование (по крайней мере на переходном этапе).

Ничего этого нам не говорят. Нам говорили с самого начала: все отдадим на откуп рынку, рынок сам себя отрегулирует. Других экономических теорий во власти не знают. Их знают в Высшей школе, их знают ученые-экономисты, их знают многие общественные деятели, но на государственном уровне у нас по-прежнему засилье либералов. Последняя новость о создании Совета при президенте во главе с самим президентом, который сам себя назначил руководителем экономического совета, говорит о том, что там окопались сплошные либералы. Это неудивительно, потому что список составляла, как мне думается, госпожа Набиуллина. Кого она могла туда поставить? Естественно, господина Ясина, господина Мао — словом, всех своих единомышленников. Это нормально. Но проблема в том, что государственников, этатистов, в этом совете нет. То есть в мире тренд идет в сторону усиления наднационального государственного регулирования экономики и различных рынков, а в России об этом как будто ничего не знают.

ЛГ: А кому это выгодно? Тем, кто хочет добиться смены поколений?

НК: Это выгодно разномастным лицемерам, у которых есть реальные цели и декларированные. Реальные цели — зарабатывание денег. Только это. А лицемерие — это свободный рынок, низкая инфляция, минимум социальных расходов бюджета и так далее. Если мы сталкиваемся с добросовестным заблуждением, это полбеды. Такую ошибку всегда можно поправить и объяснить. Но если это проплаченная ложь, как происходит сегодня сплошь и рядом, то это катастрофа. Поэтому думать, что вот, эти люди придут, и они что-то изменят, исправят, и дальше мы пойдем семимильными шагами, — это заблуждение и утопия. Ничего подобного не будет. Ничего.

ЛГ: Тогда последний вопрос: а что же будет дальше?

НК: Вот из вышесказанного следует что? Кризис и в мире, и в России еще не наступил. По моему представлению, кризис начнется тогда, когда первый финансовый инвестиционный институт начнет фиксировать убытки от вложений в ценные бумаги государств Южной Европы. Вот как только мы услышим, что кто-то зафиксировал убытки, с этого дня можно считать кризис состоявшимся.

Сегодня ситуация несколько иная. Сегодня ЕЦБ как наднациональный финансовый институт производит эмиссию, накачивает экономики (сначала Греции, теперь Испании) ликвидностью. И происходит это с одной простой целью: чтобы иностранные инвесторы в этих странах вывели свои активы из ценных бумаг этих государств. Это видно очень хорошо по графикам последних нескольких месяцев. Даже два-три месяца назад иностранные инвестиции и внутренние инвестиции в ценные бумаги Греции, Испании, Италии были сопоставимы. А сегодня иностранцев минимум, а основная часть оставшихся неудачников — внутренние финансовые институты (банки, инвестиционные фонды и так далее).

Что получается? Вывели деньги, решили свои локальные вопросы — дальше никто никого спасать не будет. Смотрите, о Греции уже забыли, потому что проблема решена. Сегодня говорят об Испании. В Испании происходит то же самое: решат этот вопрос и бросят на произвол судьбы. Дальше Италия, дальше Португалия… словом, список можно продолжать. Сегодня в пользу кризиса говорит исключительно время. Иными словами, нас от кризиса отделяет определенный временной промежуток, который можно измерить началом масштабного погашения процентов и гособлигаций. Денег на погашение у Греции точно нет. Их, скорее всего, не окажется и у Испании. В недалеком будущем мы поймем, что денег нет и у итальянцев, потому что долги по итогам 2011 года составляют порядка пяти триллионов евро. Это огромные средства. Понятно, что их не надо будет гасить единовременно, они все растянуты по срокам, и все же есть определенные даты, когда необходимо проводить погашение. Первый дефолт, первая фиксация убытков — начало кризиса.

Что касается России. Нефть в таких объемах нам уже не продать. Газ в таких объемах нам уже не продать. К 2015 году мы столкнемся с той самой технологической проблемой, о которой я вам говорил, а именно — с масштабным переходом бензиновых и дизельных двигателей на гибриды, на альтернативны виды топлива. К пятнадцатому же году проблема смены поколений в России станет очевидной. И на смену тем, кто участвует в празднике непослушания, придут теневые на сегодняшний день заказчики и спонсоры тех процессов, о которых мы с вами говорили.

ЛГ: И это точка отсчета, с которой начнется движение… куда?

НК: Это не точка отсчета. Точка отсчета — та самая фиксация убытков, о которой я только что упоминал. А дальше наступит констатация. Констатация того, что Россия оказалась в глубочайшей — не демографической, а экономической — яме. У нас не будет средств ни в бюджете, ни в социальных фондах, ни в фондах развития.

ЛГ: Так что, страна рухнет, что ли?

НК: Вы перемешиваете экономику с геополитическими аспектами.

ЛГ: Так они же связаны, разве нет?

НК: Я не уверен. Я не думаю, что будут меняться границы России. Однако мы окажемся в ситуации, когда придется платить за пир во время чумы, который мы имели все нулевые. Что касается тех, которые придут, — так они будут выполнять свои, узкомеркантильные задачи.

ЛГ: То есть непонятно, в плюс это или в минус?

НК: Для 140 миллионов — в минус. Для двух миллионов — в плюс.

ЛГ: Доктор экономических наук, профессор Никита Кричевский был сегодня гостем нашей программы. Спасибо вам большое.

Материал подготовили: Лев Гулько, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Нина Лебедева, Мария Пономарева, Александр Газов