История капитализма

Михаил Хазин, история становления капитализма, ч. 2

В чем специфика современной модели? В том, что она требует постоянного расширения, постоянного увеличения количества потребителей. И при этом она построена на наживе. Примат — в прибыли как высшей ценности.

Я уже рассказывал о том, что отличие западного глобального проекта от «красного», от христианского, от исламского и от буддистского (хотя буддистский формально не является библейским) в том, что там есть ценности базовые — заповеди. И эти заповеди не являются абсолютными. Мы можем себе представить ситуацию, при которой человек совершает убийство и его оправдывают. Хотя, например, в православной традиции священника, совершившего убийство — даже нечаянно, — лишают сана. Потому что не может быть человек, совершивший убийство, священником.

Есть замечательный анекдот про Моисея, который на горе Синай разговаривает с Богом. А его ждет внизу племя. Проходит две недели. Моисей спускается с горы, и евреи ему говорят: «Ну?!» Моисей говорит: «Ну что, ребята — мы договорились. У меня есть для вас две новости: одна хорошая, другая плохая. С какой начнем?» «Конечно, с хорошей», — говорят евреи. «Мы договорились всего на 10». Евреи говорят: «Ну, Моисей, молодец. Хороший переговорщик. Сделал большую работу. А какая плохая новость?» Он говорит: «Ребята, должен вас расстроить — прелюбодеяние осталось».

Надо совершенно четко понимать, что мораль — внутреннее осознание человека: что такое хорошо, а что такое плохо. Он может нарушать некоторые заповеди, но при этом он понимает, что это не самый хороший поступок.

А в западном проекте нет морали. Там есть свобода — право любого человека на выбор базовой ценностной системы. Там есть политкорректность — запрет общества анализировать ценностную базу любого субъекта. Если, соответственно, у тебя трое или пятеро несовершеннолетних детей, а твой сосед объявляет, что он требует отмены запрета на педофилию, ты не можешь ничего с ним сделать до тех пор, пока он не нарушит закон формально. И там вместо морали — закон.

А дальше замечательная история: убийство американского гражданина на улицах Нью-Йорка — преступление, а убийство иракского гражданина на улицах Ирака не преступление по американскому законодательству. И значит, морали нет — можно убивать.

И мы видим историю с Blackwater, которая веером стреляет из автоматов по иракским гражданам. Мы видим сброс бомбы на мирных жителей.

В этом смысле меня поражают люди, которые изображают из себя защитников прав человека. И что-то демонстрируют. Защищают права геев и лесбиянок в Москве. Защищают еще что-то. Я пару раз встречался с такими персонажами. Я им вопрос задаю: «Ребята, когда вы провели последнюю демонстрацию в защиту прав пакистанских крестьян, на которых американцы сбрасывают бомбы и убивают сотнями и тысячами?» И они говорят: «А какие крестьяне? Ничего не знаем». И я говорю: «Вы не защитники прав человека. Вы — пиарщики на крови». Тут они начинают орать, визжать, брызгать слюной. Но от этого факта никуда не денешься.

Еще один пример — ураган «Катрина». Что такое закон? Это не только Уголовный кодекс — это полицейские, тюрьма, суд и все остальное. Судебные адвокаты, обвинители. А если этого всего нет и морального запрета на убийства и грабежи нет, то что получается? Получается то, что получилось в Новом Орлеане во время урагана «Катрина».

Шли по улицам люди, убивали всех, кто встречался на пути. И грабили все, что только можно, не останавливаясь ни перед чем. То же самое происходило на трибунах стадиона, где народу сказали, чтобы он спасался. Нет ни полицейских, ни суда, ни тюрьмы. А что? Я захотел его мобильный телефон. Мне он понравился. Я его взял. Он стал сопротивляться, и я его ударил бейсбольной битой по голове. Что я такого сделал? Это же свобода. Я стал сильнее. Так что же ему мешало тренироваться и стать сильнее?

Еще раз повторю: морали нет.